«2003.11.12 ''Серебряные нити'' между нами... Проблема одиночества»
00:16: Советы по психическому выздоровлению.
00:26: Советы, как избавиться от мучительных воспоминаний и вернуть любимого.
00:36: История автора о неумирании души.
_____
музыка в стиле джаз:
00:10: Duke Ellington, Ray Brown - This One's For Blanton;
00:34: Stan Getz and Charlie Byrd - Samba Triste;
00:48: Johnnie Ray - Hernando's Hideaway.
00:26: Советы, как избавиться от мучительных воспоминаний и вернуть любимого.
00:36: История автора о неумирании души.
_____
музыка в стиле джаз:
00:10: Duke Ellington, Ray Brown - This One's For Blanton;
00:34: Stan Getz and Charlie Byrd - Samba Triste;
00:48: Johnnie Ray - Hernando's Hideaway.
и 
),
находящимися справа от каждой аудиозаписи)
- Доброй ночи.
Сегодня Радио России начинает серию передач под названием «Серебряные нити». Я прошу прощения у радиослушателей, потому что я первый раз в роли ведущего в эфире. Но мне очень хочется надеяться, что ночью, когда потихонечку гаснут окна, успокаивается бесконечный поток машин на улицах, и когда дома становится, наконец, тихо, мы сможем вести спокойный разговор: здесь, в этот час, в эфире. У микрофона Радио России я, Александр Данилин, врач-психиатр и психотерапевт. Когда мы задумывали эту передачу, мы думали о том, что когда наступает тишина, у нас появляется время: время, для того, чтобы подумать о себе, и о близких, и о других, о тех, которые, быть может, далеко, но которым также одиноко, как и нам, ночью, у опустевших окон. Серебряные нити - это тоненькие-тоненькие нити, которые связывают наши души, может быть, связывали их раньше, а может быть, связывают и сейчас. Это те самые нити, таких же людей, как мы, которые там, за окнами ночных домов, мучаются, страдают, чувствуют себя одинокими, испытывают страх. Мы хотим поговорить об этом: здесь, во время ночной тишины, на Радио России.
Когда-то очень давно, когда я был совсем молодым, мне приснился сон. В этом сне тысячи серебряных нитей окутывали жителей огромного высотного дома в самом центре Москвы. Они медленно выползали откуда-то из сердец через окна и связывали человека с человеком, этаж с этажом. Серебряные нити окутывали дом, потом улицу, а потом эта серебряная паутинка распространялась на город. И как все мы в юности тогда во сне я умел летать. Я поднимался всё выше и выше, планета казалась маленькой, и окутанной серебряными нитями.
Я не знаю, почему нам больше не снятся эти сны, во всяком случае, мне не снятся. Может быть, они снятся вам? Что-то случилось, что-то произошло. Какие-то серебряные нити порвались в наших душах. И нам бы хотелось поговорить об этом, и может быть, если это возможно, помочь восстановить эту тоненькую нежную связь, которая когда-то была между нами, а может быть, осталась и сейчас. У нас очень много мыслей и планов на эту передачу. Но все эти мысли и планы невозможны без вас и без ваших звонков.
Когда я задумывался о том, что может делать радио, радио с психотерапевтом, что может сделать психотерапевт на радио, я подумал, что в нашей жизни существует не только химические таблетки, которыми пользуются в больницах, а существуют таблетки, которые содержатся в нашей памяти, в наших головах, в наших сердцах и в наших душах.
Я решил назвать такие таблетки радио-таблетками. Если вдуматься, то каждый из нас в жизни преодолевал тысячи и тысячи разных трудностей. И каждый раз, когда что-то случалось, когда мы испытывали жуткий страх, или погружались на дно тоски, или купались в депрессии, на помощь приходило что-то, - что-то, что вытягивало из страхов и отчаяния. У каждого из нас есть свои лекарства. Лекарства, которые нам помогают избавиться:
от одиночества и непонятости,
от унижения, связанного с тем, что нас оставил любимый человек,
от чувства несправедливости,
от приступов гнева, который мы испытываем, когда нам кажется, что нас не понимают.
И я бы хотел вместе с вами, дорогие радиослушатели, собрать коллекцию таких психологических таблеток. Ведь каждый из нас в юности хотя бы однажды хотел покончить с собой, - сначала мы были детьми и нас не понимали родители; потом мы стали родителями, и всех родителей так или иначе не понимают их собственные дети. Мы находили мостики, связи, ну и конечно, каждому из нас приходилось преодолевать собственную лень, и заставлять себя каждое утро просыпаться и идти на работу. А вечером сбросить груз усталости и уснуть.
Кому-то во всём этом помогает песня. Кому-то стихи. Кому-то однажды помогла картина, увиденная в музее. И уж конечно таким лекарством могла стать книга. Но самое главное – конечно, люди. Ведь именно люди пишут песни, сочиняют книги. Кто-то из них обязательно оказался мудрее. Он обязательно оказался рядом с вами в какие-то самые критические минуты вашей души. И наверно память об этих людях осталось только в вашей душе. Быть может, если вы нам расскажете о них, это услышат другие. И они точно также смогут прийти на помощь своим близким, как эти было с вами когда-то. Расскажите нам об этих людях, книгах, фильмах, картинах. Кто они – учителя или подруги? Родители или врачи? А может быть, это соседи? Может быть, случайный прохожий, который проходил мимо вас, сказал вам что-то, что помогло преодолеть страх, печаль или отчаяние. Возможно эти слова - просто фразы, - фрагменты стихов, или музыкальных мелодий, - смогут помочь с нашей помощью тысячам одиноких сердец, разбросанных по всему городу, - помогут связать снова паутинку серебряных струн. А мы, конечно, постараемся передать эти ваши рассказы о людях и стихах в радиоэфире.
Наверное, первым всё равно придётся это делать мне, и я хочу рассказать, что от мучительного чувства одиночества когда-то в моей юности мне помогала избавиться одна старинная мелодия, джазовая мелодия, которую сыграли два великих джазмена 60-х годов. Это Дюк Эллингтон и Рэй Браун.
В этой мелодии звучат всего два инструмента, очень тревожно для меня болезненное и страдающее пианино Дюка Эллингтона и низкий бас контрабаса Рэя Брауна, который для меня почему-то стал опорой, внутренней пульсацией, которая помогла мне преодолеть трудности, может быть, самые страшные трудности становления, первые кризисы на работе и первые конфликты с родными.
Музыка «This One's For Blanton»
Ну вот, я чувствую, что эта мелодия придала храбрости и первому звонку.
А.Г.: Анна Сергеевна, я слушаю вас.
Анна Сергеевна: Алло…
А.Г.: Да-да, Анна Сергеевна.
Анна Сергеевна: Доктор, вот у меня к Вам такой вопрос. У меня у сына депрессия. Но депрессия эта, в каком смысле, что вотобращает внимание на все мелочи. Вот на все мелочи! Вот на иголки, на пуговицы, на пробки, - вот на всё такое обращает внимание. И появляется с этим страх, как будто он его проглотит. Вот такое у него состояние.
А.Г.: И у него подолгу бывают такие состояния?
Анна Сергеевна: Вы знаете, когда потише, когда посильнее. Вот он может идти по улице, - вот окурки валяются – на них обращает внимание. Может быть, он, когда был маленький, и этого не осознавал, а теперь он осознаёт, знает, что у него больная голова, знает о том, что у него серьёзные болезни, - он всё это осознаёт и страшно хочет жить…
А.Г.: А что такое серьёзные болезни, Анна Сергеевна?
Анна Сергеевна: Мне понятно, мне его хочется всё отвести, отвлечь – но тяжело.
А.Г.: Анна Сергеевна, а он лечится давно? – у моих коллег у психиатров?
Анна Сергеевна: Давно.
А.Г.: И очень хочет выздороветь?
Анна Сергеевна: Знаете, всё давали лекарства… – много лет. А потом это лекарство не стало действовать. А раньше всегда только на это лекарство… Другого ничего не предлагали.
А.Г.: Скажите, пожалуйста, я прошу прощения, что я вас перебиваю…, а ваш сын нас слышит?
Анна Сергеевна: Нет, он в больнице.
А.Г.: Вы знаете, что. Ну, наверно, вопрос очень-очень непростой. Однако, я понимаю, что когда вы говорите: серьёзное заболевание и непонятно что, - вы наверно имеете в виду магическое слово шизофрения. Я прав?
Анна Сергеевна: С одной стороны… может быть и так.
А.Г.: Вы знаете, я, проработав долгие годы, - уже больше 20 лет в психиатрии, я до конца не знаю что это такое. Но знаю я одно. Что, так как мы сейчас с вами не сможем обсудить все подробности, то давайте попробуем, когда он выпишется из больницы, дать ему два совета (а может быть и многим другим, кто нас слышит, хочет услышать)
Первый совет очень простой. Попробовать понять, чем его состояние отличается от состояния нормального человека - с его точки зрения. Сделать это очень просто. Вот выйдет из больницы и пусть он попробует, ну, например, на третий день, или через неделю после того, как он выпишется, сыграть здорового человека. Вот он понимает, что он больной, но: можно попробовать одеть на себя роль здорового человека, также как мы одеваем костюм. Вот он просто выходит на улицу и пытаетсясыграть здорового человека. Не стать здоровым человеком, а просто пройти по улице как ходят здоровые люди. Посмотреть на мир глазами здоровых людей. И это такая игра - попытка одеть на себя роль нормального человека - пусть он попробует это поделать в течение недели. Если он правда хочет избавиться от своей болезни. А потом расскажет вам или нам в прямом эфире – чего же ему недостаёт. Получилась эта роль или не получилась.
Я расскажу вам, почему я об этом говорю. Я говорю об этом потому, что как это ни странно, во взрослом возрасте (а я понимаю, что вы человек уже немолодой, и, стало быть, сын тоже уже не юный) есть одна штука, которая связана с нашим гипнозом, - гипнозом медицины. Человек, когда ему долгие годы говорят, что он болен, часть своих мыслей как-бы сам начинает от себя отчуждать. Ну, вот например: я иду по улице, притом что я (прошу прощения, я понимаю, что об этом не говорят в эфире, но я человек курящий) вот я иду по улице, мне неприятно смотреть, как на улице валяются окурки – меня это раздражает, но я же не называю это психической болезнью. Правда? Не называю. Более того, если я вижу где-то лежащую иголку, мне, в общем, в голову попадает мысль о том, что я могу ней уколоться. Да? Или об неё может уколоться мой ребёнок. Или она может попасть в тарелку незамеченной. Для меня ничего в этих мыслях болезненного нет. Но если кто-нибудь, вот например коллеги, которые вместе со мной заняты эфиром, скажут мне, что вот то, что я обратил внимание на иголку – именно это и есть психическое заболевание, то я начну на эту иголку, ну, по крайней мере, на некоторое время, реагировать странно. Я начну как-бы сам от себя внутренне отчуждаться, отодвигаться и смотреть на себя со стороны. Я каждый раз вижу, что я смотрю на эту иголку. Иногда вот такой вот игры бывает достаточно для того, чтобы понять, что на самом деле это нормально. Поскольку иногда дело не в болезни, а в той психологии, которая сложилась годами. К сожалению, большего я наверно сказать не смогу - по одной простой причине – дело в том, что для этого надо знать подробности.
Но давайте попробуем сделать так – вы попробуете дать сыну эти советы, а потом вы нам позвоните.
А.Г.: У нас есть ещё один звонок. Доброй ночи, я слушаю вас.
Людмила: Здравствуйте.
А.Г.: Здравствуйте.
Людмила: Ну, моя проблема очень банальна, наверное. Ни я первая, ни я последняя. От меня ушёл мужчина. Примерно три месяца назад. А я себя чувствую так, как будто это произошло вчера. То есть, я не могу успокоиться никак. Но я могу сказать немножко о том, что меня спасало. Это, наверное, церковь. У меня есть мой духовный отец, но он со мной, такой, суховатый и жёсткий, скажем так.
А.Г.: Строгий.
Людмила: Другой батюшка в нашей церкви, вот с которым хорошо поплакать. Вот в эти моменты, когда я сижу рядом с ним и плачу мне как бы легко. Два часа после этого легко. А потом – опять. И самое страшное, что это состояние оно как-то видоизменяется, какие-то новые ловушки каждый день. Вот сейчас уже с неделю это воспоминания, я не знаю, - я их не хочу! Я ложусь спать, я пытаюсь думать о чём-то хорошем, о своём прекрасном будущем. О чём-то ещё. О новом, может быть, романе. Или просто о том, что меня окружает. Жизнь она прекрасна и удивительна. Вокруг очень много хорошего, интересного. Но ОНИ вот как клин. То есть, я закрываю глаза - я вижу нашу квартиру, я вижу ещё что-то. И всё. Я вскакиваю, начинаю говорить тупо сама себе: всё будет хорошо, всё будет хорошо. Или читаю вслух молитву перебить эти мысли. На секунду помогает, потом опять. Вот так.
А.Г.: Как вас зовут?
Людмила: Людмила. Это при том, что понимаете, этот человек ушёл и унёс мою самооценку. Хотя я молодая и достаточно красивая женщина. Отбоя в женихах нет, - а они просто не существуют. Любой мужчина – их нет, на самом деле. Такая интересная ситуация.
А.Г.: Людмил, вы знаете, конечно, готовых ответов на эти вопросы я дать не могу. Но кое что скажу если позволите. Позволите?
Людмила: Ну конечно.
А.Г.: Я хочу сказать первое. Вот вы вдумайтесь, пожалуйста, во фразу, которую произносите – он ушёл и унёс мою самооценку. Вы не поэт, случайно? Фраза совершенно замечательная. Не поэт?
Людмила: Нет.
А.Г.: Вы знаете, скажите, пожалуйста, как вы думаете, у человека можно унести самооценку?
Людмила: Раз я так говорю, наверно, можно. Я думаю, что можно.
А.Г.: Значит, ну например, если мне захочется, я смогу у вас её унести?
Людмила: Может, вы её мне сможете принести?
А.Г.: Или принести? Вот в этом тексте вообще заключена ещё одна проблема для меня страшно важная, я о ней в конце, если позволите, скажу. А сейчас я хочу сказать одну вещь очень простую. С моей точки зрения это невозможно. Так как человека самооценка – само слово звучит следующим образом – это я так оцениваю сам себя.
Людмила: Да.
А.Г.: Стало быть, эту самооценку никто другой забрать не может.
Людмила: Кроме меня, но я ему отдала
А.Г.: Вы её ему отдали.
Людмила: Да, отдала.
А.Г.: Наиболее вероятны две вещи. Вещь первая. Вы её отдали, потому что вы захотели её отдать. То есть, вот на самом-то деле, вот эта самая самооценка была не шибко высокой.
Людмила: Вот я об этом тоже хотела сказать. Её и так-то практически не было.
А.Г.: Вот. Это, несмотря на то, что вы красивая и умная. Да? красивая – это сказали вы. Умная – это говорю я. Потому что блестяще формулируете. Но на самом деле – да? – как-бы, вы попробовали этому человеку зачем-то передать рычаги управления собой, ответственность за себя. И это надо попробовать почувствовать, – да?- каким образом это произошло. Это первое. Ну, как-бы, сама постановка вопроса.
Второе – это связано с воспоминаниями. Вы знаете, я вам дам неожиданный совет... Я хочу сказать, что ни в коем случае нельзя в таких ситуациях себе запрещать воспоминаний. Всё прямо наоборот. Заставляйте себя мучительно думать и вспоминать. Более того, каждое воспоминание, для того, чтобы оно не застревало в голове, а перерабатывалось, должно быть додумано до конца. Я это называю для себя – нет такого термина психологического – принципом лупы. В буквальном смысле этого слова – воспоминания так воспоминания. Начинаете вспоминать какой-то эпизод, хоть уход. В своём воображении возьмите лупу крупную и постарайтесь приблизить изображение. Вы когда вспоминаете – вы вспоминаете зрительно? Людмил?
Людмила: Да.
А.Г.: Вот попробуйте в этой картинке вспоминать всё до буквальных деталей – до не могу.
Людмила: Ну, это же невозможно. Любовь такая, что…
А.Г.: Я же вам говорю – попробуйте, и перезвоните нам.
Людмила: Вы знаете, если я не перезвоню, значит, я умерла, вероятно, наверно, от воспоминаний.
А.Г.: Понял.
Людмила: Хи…)))
А.Г.: Но, тем не менее, я не первый раз даю этот совет, поверьте мне. Пока никто не умер. Я хочу сказать, что воспоминания мучают до тех пор, пока вы их себе запрещаете. Воспоминания становятся реальностью, когда к ним подносишь лупу. И видишь каждую пору на коже, каждую пору, каждый волосок на пятке, в прямом смысле этого слова. Попробуйте «total recall» – попробуйте вспомнить всё, что связано с тем эпизодом, который вам пришёл в голову. Попробуйте это сделать, и вы увидите, что результат будет прямо противоположный.
Людмила: Попробую.
А.Г.: Попробуйте, может это и неожиданный совет.
Теперь третье. У вас есть задача вы бы хотели, чтобы этот человек вернулся? - только честно.
Людмила: Да, конечно.
А.Г.: Хотели. А как вы сами думаете, что для этого нужно сделать?
Людмила: Я исчерпала все свои ресурсы, сейчас я уже ничего не думаю. Должно пройти время. Я должно молчать. Пусть соскучается по мне.
А.Г.: По ресурсам… Вы знаете, Люд, я думаю, что готовых рецептов на этот предмет нет – прямо таких готовых у меня нет. Но в действительности я убеждён в одном. Всё гораздо хуже. Для того чтобы он вернулся нужно сделать так, чтобы у вас кончились воспоминания. У нас, с моей точки зрения, я искренне в этом убеждён, действительно связывают серебряные нити. И когда мы значимы друг для друга (не важно как, в каком смысле) эти ниточки никогда не рвутся. Вся проблема заключается в том, чтокак только вы мыслями начнёте от него уходить, он – как реальная физическая величина – немедленно начнёт появляться, потому что там, где была серебряная ниточка, ведущая от вас, он почувствует пустоту. Там образуется провал. И поэтому, если вы слышали то, что я говорил даме, у которой беда с сыном, то опять же, вы женщина, и для этого можно поиграть. Был такой когда-то – я очень люблю это название – был такой спектакль в театре Маяковского (те, кто постарше его помнят, пьеса Э.Радзинского), он назывался «Она в отсутствии любви и смерти». Вот это такой образ для игры. Такая гордая, отстранённая, холодная, потерявшая все чувства, - попробуйте поиграть в человека прямо противоположного вам. Просто поиграть. Я конечно не могу требовать, чтобы вы это почувствовали. Поиграть и разрешить себе вспоминать. Ну, хотя бы два дня послушайтесь меня, а послезавтра позвоните нам… Есть ещё одна вещь... Вы что-то хотели сказать?
Людмила: Всё что вы говорите очень правильно, я и сама к этому шла, я была готова его отпустить. Отпустить ситуацию, думаю, только тогда всё может как-то…
А.Г.: Не-не-не. Его отпускать не надо. Вы же его не держите.
Людмила: Держу, наверно. Вот именно для себя,…
А.Г.: У вас же нет клещей, хваталок, которыми вы держите его. Вы - его. А я - её. Каждый из нас вынужден в один прекрасной момент своей жизни отпустить, правда? Отпускать всегда приходится себя. И об этом никогда не нужно забывать. Потому что в действительности отпустить его, - такого астрального, виртуального (сейчас модно говорить) гораздо труднее, чем отпустить себя. Вы просто отпустите себя, и разрешите себе быть. И в первую очередь разрешите себе вспоминать. Потому что как только вы поднесёте лупу, - … вам что-то станет смешно.
Но есть ещё третий совет. Переключать внимание, как пытались вы, нельзя на вещи сложные. Внимание не переключишь на телевизор. Внимание не переключишь даже на разговор с подругами. А вот, не обижайтесь, да? – я сейчас, может, скажу не очень ортодоксальную вещь – то, что связано с церковью, духовник - это вещь простая и чистая. Пусть это звучит утрированно, но если вы пытаетесь переключить внимание, например, вот вы разрешили себе вспоминать, поднесли лупу и вспоминаете до позеленения. А когда вы от этого устали, ведь уснуть то нужно, - зажгите свечку, поставьте свою любимую мелодию и попробуйте всё своё внимание, я всегда своим пациентам говорю «и всё своё существо», сосредоточить на огоньке свечи. Попробуйте закрыть глаза и представить себе отчётливо, что внутри в душе, как будто освещая там что-то, горит свеча. Если вам по каким-то причинам не нравятся свечи, так бывает, - это может быть картина, это может быть вода, это могут быть песочные часы. Но это должно быть что-то очень красивое и простое. Для меня, вне всякого сомнения, свеча, или свечи на воде, или сечи в подсвечнике. Вот после того, как вы вспомнили, попробуйте очиститься, посмотрев на пламя свечи.
Что ещё. Ещё если вы позволите, я вам поставлю одну мелодию, её играют Стэн Гетц (Stan Getz) и Чарли Бёрд (Charlie Byrd). Тоже два великих джазовых музыканта. И это самбо. Несколько моих пациентов говорили мне, что это самбо позволяет человеку – вот вслушайтесь в это слово – простить себе свои воспоминания. И вот это вот простить воспоминания мне ужасно понравилось. И поэтому эта мелодия входит в число наших таблеток. Знаете что, попробуйте вместе со мной, я делаю это обычно так, вот вдохнуть эту мелодию в себя. Вдохнуть и задержать внутри. И подержите её там немножко, ладно?
Музыка. Stan Getz and Charlie Byrd - Samba Triste;
Мы желаем удачи Люде.
А.Г.: А у нас есть следующий звонок. Я слушаю вас.
Оля: Алло, меня зовут Оля. Мне 15 лет.
А.Г.: Здравствуйте, Оля.
Оля: Вот в июле у меня мама умерла. Я не могу никак к этому привыкнуть. И я осталась одна, почти.
А.Г.: Вы знаете, Оль, наверно в этой жизни просто нет вопроса, на который мне было бы отвечать сложнее. Потому что…Нет-нет-нет. Я был старше… но, в общем, огромное количество людей моего поколения товарищей по несчастью с вами. У меня больше нет ни мамы, ни папы. И у моей жены тоже. И я, вы знаете, что мне хочется сказать, а может быть, не нужно, чтобы оно проходило. Нам с вами хочется, чтобы прошло что? Вот честно, Оль?
Оля: Детство моё чтобы прошло.
А.Г.: А разве оно может пройти, детство? Я вам скажу честно - нет, я не очень старый человек, - но оно так и не прошло. И когда я реву, всё те же папа и мама у меня перед глазами.
Разве оно может пройти – детство? И разве нужно, чтобы оно проходило? Ну, правда?
Оля: Да…
А.Г.: Вы знаете, может быть, многим слушателям покажется, что я говорю что-то не совсем подходящее. Понимаете, какая штука, я врач. И я участвовал в сотнях странных историй. Можно я расскажу одну из них? Ничего, не обидитесь?
Оля: Нет.
А.Г.: Вы знаете, Оль, однажды, когда у меня – это я даю вам слово, что это абсолютно вот стопроцентная правда. Когда у меня умирал тесть, мои родные прослышали про модные в те годы чудодейственные лекарства, находящиеся где-то очень далеко от Москвы, в Академгородке города Новосибирска. И я, там были тогда трудности с керосином, с какими-то дикими сложностями я прилетел в Новосибирск, нашёл этот институт и этого человека, который вот там делал это лекарство. И когда я пришёл к нему, он вдруг мне сказал: а вы знаете, Александр Геннадиевич, а я этим давным-давно этим уже не занимаюсь. И я его спросил – а почему? Он мне сказал – вы знаете, я разрабатываю телефон для связи тем светом.
Ну, понимаете, я психиатр, может быть, более или менее ортодоксальный, неортодоксальный, но, во всяком случае, для меня это прозвучало как некая полная дикость. Но так как вот обратно сразу улететь я не мог, и мне было любопытно, то я спросил: вы знаете что, а может быть, вы мне расскажете мне, что это за телефон на тот свет? И он мне сказал: вы знаете, оставьте мне свою визитную карточку, потому что я должен спросить у предков наших можно ли с вами иметь дело. Визитной карточки у меня не было, я написал записочку, оставил. И к назначенному часу пришёл. Он радостно меня встретил и сказал: Александр Геннадиевич, вот, предки так обрадовались, что сказали – да, с вами нужно иметь дело. И я вошёл в комнату, в которой стоял,… какая-то карикатурная аппаратура, - ну как-бы клавиатура от компьютера, процессорный блок, из которого торчала какая-то антенна, и принтер, - такой, знаете, были такие игольчатые принтеры (вы наверно, таких не застали). И мне сказал тогда человек: ну задайте какой-то вопрос. А когда я был чуть-чуть постарше вас, мне было 18, у меня на руках умерла любимая девушка. Она очень тяжело болела, я был студентом-медиком. Я вспомнил имя этой девушки. И там был такой страшный эпизод, потому что она мне перед смертью дала платочек с несколькими узелочками, о том, что я должен был для неё сделать. Ну, и я, ощущая себя абсолютно сумасшедшим, представляете, я начал там выстукивать на этой клавиатуре. Я стал стучать: Оля, ты помнишь, что ты мне дала перед смертью?
Ну и всё. А дальше спрашиваю: что делать? Говорит: ждите. Ну, прошло наверно минут пять. Вдруг раздаётся стук этого принтера и оттуда вылезает бумажка: Саш, привет, я так рада тебя вообще услышать, почувствовать – уже не помню, что там было написано. Я дала тебе платочек, на котором было 4 узелочка. И это очень хорошо, мне очень приятно, что прошло столько лет, а ты всё ещё помнишь этот платочек. Ну, собственно вся история.
Я больше никогда не видел этого человека. Я не знаю, что дальше произошло с телефоном на тот свет, больше того, я даже и публикаций никаких по этому поводу не встречал. Я вернулся в Москву, лекарство не помогло. Но это только одна почему-то пришедшая мне в голову из десятка историй, которая говорит о том, что на самом-то деле, даже просто из закона сохранения энергии следует следующая вещь. Уж слишком сложное устройство человеческая душа для того, чтобы умирать совсем. Я в это не верю. А если мы с вами не будем в это верить, не будем верить в смерть человеческой души, то тогда нам будет легче понять то, что наверно говорили вам очень многие. Может быть, только в ночной тишине это можно повторить. Ведь плачем мы о себе. И самое главное. Я не думаю, что нам надо переставать плакать. Нам просто надо понять, что если они живы, то оттого, что мы теряем силы, сдаёмся, как-бы кричим: мамочка, я без тебя не могу, - им там где-то, где-то очень далеко, а может быть очень близко, тоже больно, физически больно. И может быть, не ради себя, а ради них надо жить дальше. И может быть, не просто жить, а жить, сохраняя вот это тепло. Потому что вы знаете, Оля, вам 15. Но в том, что вы говорите, я чувствую что-то жутко родное. Вот то самое, что я называю серебряными нитями. И я знаю, что у вас всё получится, потому что вы не любили маму, а вы её любите. И он не любила вас, она вас по-прежнему любит. Ну, может быть я сумасшедший, но я правда в это верю, потому что иначе в чём-то своём я бы так и не смог выжить. Хотите - верьте, хотите - нет.
Я хочу сделать ещё одну вещь. Попросить вас. Давайте, вы, Оль, тогда, когда вам захочется, позванивайте к нам на передачу. А мы будем говорить о том, что у вас болит. Ладно? А я когда буду рассказывать о чём-то, постараюсь всегда помнить, что вы нас слушаете, что вы нас слышите. Хорошо?
Оля: Спасибо, огромное.
А.Г.: За это не говорят спасибо. Просто вот то тёплое, вот ту свечу, о которой мы говорили с Людой, мне бы ужасно хотелось, чтобы она у вас так и горела. Потому что вы где-то не очень близко, а она в вас чувствуется. Спасибо вам большое, что вы есть.
Если можно, я тоже поставлю для вас одну мелодию. Она неожиданная. Но я очень люблю одну старую песенку, в которой очень известный певец моих любимых 50-х, 60-х годов в ритме танго поёт о том, что жизненный путь жутко труден – певца зовут Джони Рэй – и что жизненный путь связан с кучей трудностей. И он поёт о том, как несчастный Hernando остался один, о том, как никто его не поддерживал, как он – ну, в отличие от нас с вами – рыл землю лопатой для того, чтобы как-то выжить. А мне бы хотелось вам подарить это старинное танго, чтобы вы его вдохнули и что-то внутри вас хотя бы немножко станцевало. И тогда мне кажется, будет легче и вашей маме тоже. Ну не сердитесь, но они для меня живые.
Музыка. Johnnie Ray - Hernando's Hideaway.
Ну что ж, на сегодня нужно прощаться. Но мы на Радио России ждём вас в студии программы «Серебряные нити» и каждую ночь жду вас я, доктор Александр Данилин, и те, кто работает с нами. Мы желаем вам спокойной ночи и с нетерпением ждём ваших звонков. Давайте восстанавливать серебряные нити.