Путешествие Одиссея 02. Остров лотофагов.

Пещера циклопа Полифема.

[ А.Г. Данилин:  Доброй ночи, доброй ночи всем, кто нас слышит желает радиотеатр фантазий «Серебряные нити». Мы  Вами снова в гостях у Гомера, мы говорим о путешествиях Одиссея, о загадочных странствиях души в бездне человеческого безумия. Что же получается у нас, если взглянуть на Одиссею как на историю человеческой души? Получается, что Одиссей воспользовался священническими, жреческими символами для того, чтобы выполнить абсолютно светскую,  и притом кровавую задачу.

Судя по всему, Одиссей обещал Гекате и Елене, что греки пощадят троянцев, что будут оставлены в живых те, кто не окажет сопротивления. Но победители врывались в никем не охраняемые дома ночью и резали горло всем, кто попадался им под руку. Я не буду рассказывать этих историй конца Троянской войны, ясно, что в результате хитрости Одиссея Троя была уничтожена, и пролилось невероятное количество крови безвинных жертв.

И вот за это человек должен получить наказание, или «воздаяние», выражаясь позднейшим христианским языком. Он не может быть одновременно и жрецом, использующим священного коня, и царем Итаки. Священный символ, который он использовал, чтобы убивать, отомстит безумием. Безумием, во время которого одиссею будет суждено несколько раз пройти через смерть во имя того, чтобы стать самим собой, царём Итаки и мужем прекрасной Пенелопы.

Вот о чём, как кажется мне, психиатру, история троянского коня, вот о чём история фюрера и, может быть, история Сталина, нельзя прикасаться к священным символам и потом не пройти через уничтожение и смерть. А если уж ты пошёл на такой поступок, это значит, что ты должен будешь пройти через собственное безумие во имя того, чтобы не быть забытым и униженным после смерти физической, т.е для того, чтобы остаться самим собой, ещё раз повторяю, царём Итаки. А ведь каждый из нас царь какого-то маленького семейного, или рабочего, или, в общем, маленького острова, который в глубине души каждого из нас кажется самым прекрасным местом в мире.

Музыкальная композиция.

 

А.Г. Данилин: «Глупцы считают себя бдящими, всё узнали, всё успели попробовать на зуб, хоть князь, хоть пастух, одинаково самоуверенны», - писал где-то во времена Гомера Чжуан Цзы в древнем Китае. История Одиссея предупреждает о другом, не всё можно пробовать на зуб, или, по крайней мере, прежде, чем делать что-то, надо думать о последствиях. Для чего мы вообще читаем? Или слушаем радиопередачи, или смотрим телевизор, в конце концов? Наверное, можно в общем ответить на вопрос, что мы делаем всё это для собственного роста, мы делаем это для того, чтобы Души наши росли, а вот хотим ли мы, чтобы Души наши росли? Ведь рост Души подразумевает страдание, вот о чём, как мне кажется, Одиссея Гомера.

Что такое путешествие по морю безумия? Или смерть? Или изменение себя? Там, в этом неуловимом, непостижимом, поблёскивающем под лучами солнца пространстве? Конечно, это проникновение в себя, срывание с самого себя каких-то покровов, обнажение болящей сути своей собственной души, вот через что перед нашими с вами глазами предстоит пройти Одиссею. И после того, как отчалила его ладья из-под стен Трои, оказывается Одиссей в бурном кипящем море, и девять дней мотает его, и его спутников, шторм, пока не выносит его к прекрасному, покрытому зеленью, острову. Это был остров лотофагов, первый соблазн на пути Одиссея, который воспользовался священным символом, и хотел получить звание самого хитрого человека в мире, и царя, и жреца, и обманщика одновременно.

 

Г. Исхакова:

Гибели те лотофаги товарищам нашим нисколько

Не замышляли, но дали им лотоса только отведать.

Кто от плода его, меду по сладости равного, вкусит,

 

Тот уж не хочет ни вести подать о себе, ни вернуться,

Но, средь мужей лотофагов оставшись навеки, желает

Лотос вкушать, перестав о своем возвращеньи и думать.

Силою их к кораблям привел я, рыдавших, обратно

И в кораблях наших полых, связав, положил под скамьями.

 

После того остальным приказал я товарищам верным

В быстрые наши суда поскорее войти, чтоб, вкусивши

Лотоса, кто и другой не забыл о возврате в отчизну.

Все они быстро взошли на суда, и к уключинам сели

Следом один за другим, и ударили веслами море.

 

А.Г. Данилин: Так, во всяком случае, написано у Гомера. А вот что 2000 лет спустя напишет христианский мистик Мэйстер Экхарт:

«Человек в себе имеет много покровов, скрывающих глубины его сердца, человек знает столько всего, не знает только себя. Да, 30 или 40 покровов, или шкур покрывают Душу, совсем таких, как воловьи, или медвежьи, вот таких же толстых и крепких. Войди в свой придел и там научись познавать себя, и познаешь, что первая твоя шкура, это покой, равнодушие, или забытье». Что такое остров лотофагов? Как вы слышали, это остров пожирателей лотоса, скорее всего для Гомера этот остров характеризовал то, что мы сейчас называем «загадочным востоком» - Индию, Китай, те страны, в которых лотос имеет такое же бесконечное количество значений, какое имеет, например, роза в западной Европе.

Однако, даже среди этого бесчисленного количества оттенков смысла, главными всегда были следующие: во-первых, восточная традиция использует лотос для обозначения трёх этапов в духовном росте человека, и как раз тех этапов, о которых мы с вами по-своему только что говорили, это невежество, и усилие его преодолеть, и последний этап – понимание. Подобно лотосу, живущему в трёх элементах, воде, земле и воздухе, человек живёт в материальном, интеллектуальном и духовном мирах. Как лотос живёт корнями в грязи, прорастает через воду и расцветает над поверхностью воды белыми, голубыми, или красными цветами, человек движется от иллюзий и заблуждений к духовному свету.

Причём вода, где растёт лотос, бурное море, которое только что преодолел одиссей, означает изменчивый мир человеческих иллюзий. Однако лотофаги страшны для Одиссея и его спутников потому, что среди тысяч оттенков значений присущих лотосу, Гомер выбирает одно – то значение, которое можно назвать равнодушием. Стоит только сделать один шаг, может быть, может быть слепой гений Гомера видел этот шаг, как шаг на восток, в сторону, где растёт множество лотосов.

Если сделать этот шаг, то реальный мир, люди, и свой собственный остров, дом, жена Пенелопа и сын Телемах, перестанут иметь всякое значение, останется только покой, и ярко сочная зелень, и золотистые семечки лотоса на руке. Возможно те, кто творил мифы, или сказитель Гомер, чувствовали в идеалах востока нечто абсолютно не приемлемое для себя, эту опьяняющую растворённость в полном равнодушии нирваны, или мира без форм.

Лотос в протянутых руках лотофага вдруг превращается в наркотик, который заставляет тебя забыть, или просто отнестись как к иллюзии, к майе, ко всему тому, что ты любил и ценил до этого. Золотистые зёрнышки лотоса в руках, протягивающих их жителей острова, это некий идеал, мечта опьянения – я живу здесь, в этом мире, но ничего в этом мире меня больше не касается. У  меня больше ничего не болит, я знаю, что любовь – это иллюзия, и боль – это иллюзия, а там, за пределами этого мира, есть только сновидение Брахмы, и бесформенный и бессмысленный покой.

Гомер очень остро чувствует, это же первый соблазн Души, которая понимает, что её предстоит дальше и дальше умирать и рождаться, испытывать мучения и страсти в поисках этого самого острова своей души, Итаки, собственного дома, можно просто уйти в опьянение, став одним из жителей бессмысленной красоты. Ведь лотос, в том числе, один из символов андрогинна, как мужская почка в женском цветке.

Однако выход за пределы лотоса в тех же восточных культурах означал творение себя из себя самого. Это было тогда, когда, например, в Египте лотос обозначался рядом с фараоном. Фараон вдыхал оживляющий цветок и получал возможность творить себя, примерно такая же символика творения себя из себя самого, это символика жука скарабея. Лотос нужно было брать с собой, по крайней мере в древнем Египте, и если ты уживался рядом с лотосом, то это было знаком королевского достоинства. Научившись пользоваться лотосом, ты мог творить собственный мир.

Недаром, в той же классической Греции, лотос вместе с гиацинтом и асфоделией послужили любовным ложем для Зевса и Геры на горе Гида тогда, когда они сотворили ту реальность, в которой мы до сих пор живём. Однако нельзя превращаться в лотос, становиться его поедателем, потому что тогда в королевском достоинстве этого цветка ты забудешь самого себя и своё собственное прошлое. Это сулит блаженство, но тогда не понятно, кто, кто же будет блаженствовать, если ты забыл самого себя?  

Музыкальная композиция.

 

А.Г. Данилин: С трудом совершив побег от острова лотофагов, Одиссей с товарищами долго плыли по бескрайнему морю, только-только приходя в себя от страха, пока не причалили к берегам гористого и прекрасного острова, луга которого поразили их тем, что на них водилось очень много коз. Если вы помните, это был остров циклопа, или остров, на котором они встретились с циклопом Полифемом. По фильмам и книгам вы, наверное, помните этот странный персонаж – огромный одноглазый великан-людоед, это кажется, что прямо оттуда, со своего острова, он переселился куда как позднее в толстый и знакомый сборник сказок ну, например, Братьев Грим.

Куда же исчезли эти гигантские, страшные великаны, потомки богов, равнодушные, которых вообще не интересовал окружающий мир? Дети Посейдона, они надеялись во всём на своего великого отца моря, последние из титанов, живущие на земле, они считали себя самыми сильными существами мира. Надо сказать, что Одиссей с его товарищами не очень уважительно отнеслись к отсутствующему хозяину, поели и попили в его пещере, но вот, наконец, и дождались, когда гигантское чудовище, при каждом шаге которого земля дрожала и ходила под ногами, Полифем, где-то на закате вернулся в свою пещеру, и, несмотря на мольбы друзей Одиссея, решил, как это и принято в Европейских сказках, поужинать ими.

 

Г. Исхакова:

Он свирепо взглянул, ничего не ответив,

Быстро вскочил, протянул к товарищам мощные руки

И, ухвативши двоих, как щенков, их ударил о землю.

 

По полу мозг заструился, всю землю вокруг увлажняя,

Он же, рассекши обоих на части, поужинал ими, -

Все без остатка сожрал, как лев, горами вскормленный,

Мясо, и внутренность всю, и мозгами богатые кости.

Горько рыдая, мы руки вздымали к родителю Зевсу,

 

Глядя на страшное дело, и что предпринять нам не знали.

После того как циклоп огромное брюхо наполнил

Мясом людским, молоком неразбавленным ужин запил он

И посредине пещеры меж овцами лег, растянувшись.

 

А.Г. Данилин:   Однако перед тем, как убить и съесть товарище Одиссея, циклоп завалил проход в пещеру гигантским камнем, камнем настолько огромным, что подвластным он был только его рукам. Окончив свой чудовищный ужин, людоед растянулся прямо на земле, и заснул. Когда Одиссей настороженно вышел из угла и подкрался к циклопу, герой уже собирался вонзить меч под рёбра спящему великану там, где находится печень, внезапно опустил оружие. «Я не боюсь убить циклопа, - сказал он товарищам, - но подумайте сами, если он умрёт, то и мы погибнем здесь, мы не сможем отодвинуть эту скалу от входа».

Долго думали Одиссей и друзья, но никак не могли найти выхода, Одиссей в смятении призвал Афину Палладу, свою неизменную защитницу, он попросил мудрую богиню подать ему добрый совет, и помочь справиться с циклопом. А затем внимательно осмотрел пещеру, возле очага оказался прислонённый к стене гладкий ствол дикой маслины – циклоп вынул маслину с корнем, очистил от ветвей и отнёс домой, Одиссей отрубил от ствола кусок длинною в три локтя, мечом заострил его и спрятал.

Вечером следующего дня, когда циклоп возвратился вместе со своим стадом, опять отвалил камень, и опять загородил вход, он принялся доить своих коз, закончив своё дело, он снова схватил двух Ахейцев, снова убил их, и снова сожрал, но тут подошёл Одиссей и предложил ему вина: «Выпей нашего золотого вина, циклоп, - сказал он, - я принёс его сюда для тебя и надеялся на твою милость, но ты свирепствуешь над нами». Циклоп взял чашу и осушил её, вино понравилось ему, и он попросил их налить ему ещё: «Налей ещё, - сказал он, - и назови мне своё имя, чтобы я мог почтить тебя подарком, который полагается гостю, мы, циклопы, тоже собираем виноград плодоносящих лоз, но твоё вино, это сладкий нектар, напиток богов».

Одиссей поспешил налить неосторожному гиганту и вторую чашу, а затем и третью, - в голове людоеда зашумело, тогда Одиссей вкрадчиво заговорил: «Ты хочешь знать моё имя, циклоп, чтобы угостить меня, и сделать подарок мне по обычаю? Я назовусь «Никто», такое имя дали мне родители, так называют меня и мои товарищи». Людоед захохотал и воскликнул, пьяным голосом: «Так знай же, мой любезный «Никто», что ты будешь съеден последним, когда я разделаюсь с остальными, - вот тебе мой подарок!». С этими словами опьяневший циклоп сел на землю, и свесил свою косматую голову, затем повалился на бок, и вскоре путники с облегчением услышали его храп, подобный рычанию дикого зверя.

Тогда Одиссей сделал знак товарищам, они быстро достали приготовленный кол и положили его острием в огонь. Четверо воинов стали по бокам своего вождя. Когда сырое дерево затлело, смельчаки подхватили кол и тихо подошли к спящему циклопу, с силой вонзили они тлеющее острие в единственный его глаз.

 

Г. Исхакова:

Свирепо взглянувши, циклоп мне ответил:

- Самым последним из всех я съем Никого. Перед этим

 

Будут товарищи все его съедены. Вот мой подарок! -

Так он сказал, покачнулся и, навзничь свалился, и, набок

Мощную шею свернувши, лежал. Овладел им тотчас же

Всепокоряющий сон. Через глотку вино изрыгнул он

И человечьего мяса куски. Рвало его спьяну.

 

Тут я обрубок дубины в горящие уголья всунул,

Чтоб накалился конец. А спутников всех я словами

Стал ободрять, чтобы кто, убоясь, не отлынул от дела.

Вскоре конец у дубины оливковой стал разгораться,

Хоть и сырая была. И весь он зарделся ужасно.

 

Ближе к циклопу его из огня подтащил я. Кругом же

Стали товарищи. Бог великую дерзость вдохнул в них.

Взяли обрубок из дикой оливы с концом заостренным,

В глаз вонзили циклопу. А я, упираяся сверху,

Начал обрубок вертеть, как в бревне корабельном вращает

 

Плотник сверло, а другие ремнем его двигают снизу,

Взявшись с обеих сторон; и вертится оно непрерывно.

Так мы в глазу великана обрубок с концом раскаленным

Быстро вертели. Ворочался глаз, обливаемый кровью:

Жаром спалило ему целиком и ресницы и брови;

 

Лопнуло яблоко, влага его под огнем зашипела.

Так же, как если кузнец топор иль большую секиру

Сунет в холодную воду, они же шипят, закаляясь,

И от холодной воды становится крепче железо, -

Так зашипел его глаз вкруг оливковой этой дубины.

 

Страшно и громко завыл он, завыла ответно пещера.

В ужасе бросились в стороны мы от циклопа. Из глаза

Быстро он вырвал обрубок, облитый обильною кровью,

В бешенстве прочь от себя отшвырнул его мощной рукою

И завопил, призывая циклопов, которые жили

 

С ним по соседству средь горных лесистых вершин по пещерам.

Громкие вопли услышав, сбежались они отовсюду,

Вход обступили в пещеру и спрашивать начали, что с ним:

- Что за беда приключилась с тобой, Полифем, что кричишь ты

Чрез амвросийную ночь и сладкого сна нас лишаешь?

 

Иль кто из смертных людей насильно угнал твое стадо?

Иль самого тебя кто-нибудь губит обманом иль силой? -

Им из пещеры в ответ закричал Полифем многомощный:

- Други, Никто! Не насилье меня убивает, а хитрость! -

Те, отвечая, к нему обратились со словом крылатым:

 

- Раз ты один и насилья никто над тобой не свершает,

Кто тебя может спасти от болезни великого Зевса?

Тут уж родителю только молись, Посейдону-владыке! -

Так сказавши, ушли. И мое рассмеялося сердце,…

 

А.Г. Данилин:   Ну, а что было дальше, мы с вами обсудим в следующем нашем внутреннем спектакле радиотеатра фантазий. А вы пока подумайте, что же такое одноглазый великан, который живет где-то в глубине души, в море безумия, бессознательном, каждого из нас, и об этом тоже в следующий раз. Спасибо вам за ваше терпение, спокойной ночи.]